7 смертных грехов русской песенной поэзии

Я Дарья, журналистка «Трамплина» и исследовательница современной русскоязычной поэзии. На «Трамплине» я веду постоянную рубрику «Книгоfeel» с подборками книг на разные темы и под разное настроение, а ещё иногда читаю лекции. Специально для нашего медиа я перевожу свои лекции в тексты, чтобы как можно больше людей смогли узнать побольше о новой для них темы. Первая моя лекция называлась «Время, поэзия, рок-н-ролл», её можно прочитать здесь. А сейчас пришло время второй — про русскую песенную поэзию и её особенности.

Русская песенная поэзия имеет очень долгую историю. Начиная с церковных песен и заканчивая Высоцким и русским роком. К сожалению, кроме традиций русской песенной поэзии наша страна имеет ещё одну традицию — не любить свою страну и всё, что она делает. Как хорошо писал об этом Юрий Сапрыкин, «любой список вещей, которые раздражают в Москве, будет заведомо неполон и слишком мал». У нас плохо все, а особенно — культура. Конечно, казалось бы, как страна, которая родила Пушкина, может крутить по радио Бузову или, упаси Господи, Моргенштерна. И, конечно, то, что я говорю, это прописные истины, которые не раз слышал каждый из нас в постах в ЖЖ или на государственных телеканалах. Но я как раз хочу доказать обратный тезис.

Культурная ошибка выжившего в современной России очень видна. Если я слышал из современных исполнителей только Славу Мэрлоу и Зиверт, то, значит, вся наша музыка находится в таком состоянии. Но, возможно, в том, что вы слушаете только эфиры популярных радиостанций и эфиры Муз-ТВ, то в этом и есть проблема? Шоры популярной культуры сковывают рядового слушателя, это всегда было так. И очень глупо считать, что только в современном мире массовое — это ширпотреб. Такое было всегда. На балах не слушали Моцарта, а включали Бузову того времени, потому что танцевать проще, потому что за музыкой не стоит великой идеи, а цель — развлекать — она выполняет очень хорошо. Не слушали массово Александра Галича в Советском Союзе, слушали советскую эстраду, которую сейчас, конечно, ставят все равно на несколько голов выше современной поп-сцены. Но по сути художественные техники применялись те же самые и давилось на те же самые болевые точки массового слушателя. Впрочем, такая музыка и не должна служить великой цели, эта музыка развлекает, расслабляет, и, уж поверьте, гремящая прямая бочка в треках Моргенштерна действительно качает.

Так что по поэзии? Что по новым дарованиям музыкальным? Все это есть. На локальных региональных гигах или на маленьких (или не очень) независимых музыкальных фестивалях. Конечно, раньше был прекрасный Пикник «Афиши», который изжил себя. Раньше и «Нашествие» открывало таланты и гремело. Сейчас же современный творец, метамодернист, намеренно отказывается от таких масштабных мероприятий, потому что они своей концепцией нарушают принципы исполнителей. И да, я не шучу, у современных исполнителей есть принципы (не просто же так группа «Пасош» распалась после скандала, спасибо, Кирилл!)
На гиги и локальные фестивали тоже приезжает ширпотреб. Только ширпотреб наизнанку — ширпотреб, который считает себя андерграундом, которого никто не понимает, но, на самом деле, представляет собой просто плохую музыку, которая даже андерграунду не нужна. Да, у андерграунда тоже есть иерархия качества, потому что хорошая музыка не определяется её массовостью. Популярная музыка может быть хорошей, а непопулярная — плохой. Суть всё-таки не в этом.

Сразу хочется сделать небольшой дисклеймер. Да, конечно, причислять песенную поэзию, даже самую лучшую, к общему пласту поэзии может показаться кощунственным, да и наверное таким и является. Просто очень важно понимать, что в современном мире поэту необходимо становится осваивать новые варианты реализации, осваивать непривычные для него жанры. Синтез жанров вообще очень важный признак пост- и метамодернистского искусства, этого не отнять от культуры, нужно просто смириться. Музыка накладывает как и определенные ограничения — ритмичность, краткость, запоминаемость. Так и, наоборот, дает больший простор — музыка становится дополнительным способом эстетического шокирования слушателя, более того, служит помощником в эмоциональной и семантической напряженности произведения. Проще понять на примерах.

Александр Ситников («Птиц ЕМЪ», «4 позиции Бруно», «Порез на собаке») до сих пор мало знаком массовому слушателю, хотя творит он очень давно, является легендарной фигурой абстрактного русского хип-хопа (а лучше, как говорится в песне «Славка Милохин в пионерлагере»: «Я бы не хотел удостоиться славы русского рэпера. Екатеринбургского рэпера пиздато бы было») и электронной музыки и собирает крупные концерты в клубе «16 тонн», например. Да, русский рэп это не только Тимати и Баста и даже не только Оксимирон. Вообще удивительно, как самый популярный жанр музыки в мире до сих пор так дискредитирован в самой большой стране в мире.

Все проекты Саши (в том числе и «4пБ», хоть там и большая часть музыки — просто музыка без слов) — это крупное, не побоюсь этого слова поэтическое и музыкальное высказывание. В начале карьеры «4 позиции Бруно» разрывали андерграундные клубы, их музыка была странной, психоделической и свежей. А любимый прием Саши — сэмплирование — стал очень важным для двух будущих его проектов. Сэмплы (кусочки песен или музыки) вообще очень популярны в рэпе, весь рэп часто состоит из сэмплов, поэтому мы часто слышим повторяющиеся мотивы у абсолютно разных песен. Ситников же выворачивает сэмплирование наизнанку — он не ворует, не делает чужую мужику своей, он намеренно цитирует, часто извращая смысл (как в песне «Побег», где песня «Малина» Иванушек становится символов свободы и побега). Более того, такое вычитывание смысла, создавание из прямых строчек популярных песен иероглифы и их расшифровка — это очень важная часть метамодерна, где «Малина» или даже голоса и диалоги абсолютно разных людей (Ситников их правда долгое время записывал на диктофон, потом вставляя в свои песни) становятся частью поэзии.

Песни всех трех проектов это настоящие истории. Это страшные истории у «4 позиций Бруно», смешные у «Птицу ЕМЪ» или сказочные у «Пореза на собаке», но это все настоящие истории. Это герои, которые попадают в различные ситуации и фиксируют всё, что с ними происходят, делясь со слушателем всей правдой своей жизни. Герои живут отдельно от автора, это только их высказывания, их ценности, их переживания — от рефлексии маленькой девочки, которая разочаровалась в жизни («12» — Порез на собаке), до гниющего заживо человека («Трупный возраст» — 4 позиции Бруно). Песни всех проектов — это цельные произведения разных литературных жанров: юморесок или зарисовок. И, наверное, эти произведения — самое жизнеутверждающее, что есть в современной русской музыке.

Начну с самого очевидного. «Птицу ЕМЪ» изначально были сайд-проектом главного проекта Ситникова «4 позиции Бруно». Они издавались и продвигались только через интернет, более того, только недавно их альбомы появились на музыкальных площадках официально. Виной тому, в первую очередь, сэмплы из «Кино», «Сплина» и многих, многих других. Но тем не менее альбом тогда взорвал локальное сообщество ценителей. Почему? Потому что это были смешные песни про веганов, геев и геронтофилов. И они были смешными, не потому что Ситников смеялся над ними, нет, он смеялся вместе с ними. Это вообще очень важно — Саша искренне любит своих героев, какими бы нелепыми они бы не были. И говоря о затравленном мальчике или поклоннике оргий он не высмеивает то, какие они ужасные. Он просто рассказывает о их жизни, показывает, какая жизнь многосторонняя. И смех звучит не злой, не грубый, не издевающийся, как в Камеди Клабе, а искренний и добрый. Это смех, который учит любить жизнь в ее многообразии и в многообразии людей вокруг. И этому, конечно, способствует не только гениальная аранжировка песен, но и, конечно, тексты.

Песня «Крысоловы» рассказывает о двух сектантах, которых пытались обокрасть, но в итоге воры попали под внушение этих людей. Здесь гениально все, начиная от диалоогичного построения песни в виде разговора двух сектантов, заканчивая тем, как выворачиваются здесь роли. И вор, разбойник становится жертвой человека, на которого он напал:

Автор мастерски деконструирует образ злодея, показывая, что в мире все не так просто, даже несмотря на фантастический сюжет. Нет черного и белого, казалось бы, прописная истина. Но сюжетность всегда более сильно влияет на читателя, чем тупое морализаторство и лозунги.

Разговорная лексика, манера речи (тут нужно обязательно, конечно, слушать, а не только читать), лёгкость и простота диалога — все это играет на руку. Любой фантастический сюжет, а в контексте этой группы, скорее, магический реализм в тексте работает только тогда, когда сами герои не видят фантастичности происходящего. Для них все это — норма. Радость от человеческого улова ровно такое же, как если бы это был хороший рыбный улов.

Более того деконструкция злодея как жертвы позволяет слушателю наслаждаться происходящим, как им наслаждаются сами злодеи. И это очень важная специфика данной песни — то наслаждение, с которым она поется (не потому что автору это нравится, а потому что герои — такие), гипнотизирует похлеще гипноза в адрес жертв самих этих сектантов. И если эти жертвы заглотили пилюли, чтобы попасть под внушение, то слушателю даже глотать ничего не надо.

В этих песнях не нужно создавать сложные образы, не нужно осваивать заново язык, нет — наоборот, здесь хирургическая точность фиксирования происходящего намного сильнее эстетически шокирует. Почему? Потому что это показывает понятные человеку вещи под другой призмой, при этом сохраняя привычность и понятность. Понимаю, взрывает мозг.

Ну или вот ужасно точный образ из 4пб:

Песня вообще про бандита, посмотрите, как лексически точно Ситников передает настроение бандитское, как он своей интонацией вырисовывает эти шансонные мотивы.

Тут нас и настигает первый грех русской песенной поэзии — сюжетность. Вспомните «Балладу о стариках и старухах» Александра Галича, в которой он рассказывал о том, как побывал в санатории, где его окружали только пожилые люди, вспомните «Однажды в цирке» Соломенных енотов, где показана полноценная история одного курьезного случая в цирке. Да даже современных — целый альбом «Горгород» у Оксимирона это просто кусок сюжета.

Абсолютную противоположность Ситникову составляет Григорий Полухутенко. Никакого хип-хопа, никакой электронной музыки, никакого сюжета. Только акустика, только лирика, только хардкор. Полухутенко — прекрасный бард, точнее, наверное, постбард, хотя многие свои особенности творческие он наследует у классических бардов шестидесятых. Вообще говорить о нем немного не честно, Полухутенко не только музыкант, но еще и поэт. У него есть подборка на сайте «Полутона», когда-то он даже состоял в поэтическом клубе, а по его работам в каком-то арт-кафе был поставлен спектакль. Но для честности поговорим именно о его песнях.

Чем хорош Полухутенко, так это тем, что его тексты просто идеально совпадают с музыкой, которую он пишет. В меру меланхоличные, в меру рефлексивные, подчёркнутые аккомпанементом на акустической гитаре или фортепиано — музыка здесь не отвлекает от текста, а, наоборот, как у классических бардов — выносит сам текст на первый. Его музыка, в первую очередь, задает динамику текста — знаете, как в электронных песнях есть дроп, после который создает кульминацию в музыке, тут практически так же. Только кульминация наступает в тексте, эмоциональный настрой меняется и выстраивается уже по-новому.
Тут отличным примером служит песня «Вещь» — самая популярная песня автора и одна из самых моих любимых песен вообще. 

Казалось бы, здесь все идет ровно, если просто читать, но текст окрашивается по-новому, как раз благодаря динамике песни. Лирический герой практически переходит на крик, после того как перестает обращаться к своей пассии, а начинает говорить о своих чувствах и ситуации на фразе «Ведь внутри тебя, внутри меня ночь». Похоже на какой-то типичный спор в отношениях, конечно, но все-таки, как он написан.

Вообще любовь у Полухутенко не банальная, не похожая на типичную песню или стихотворение про любовь. Во-первых, у него прослеживается очень сильный эгоистический мотив, вроде мотивов Бродского, когда чувства лирического героя ставятся выше чувств объекта любви, хотя, казалось бы, какая это тогда любовь. Как только он начинает говорить про свою возлюбленную, он все равно возвращается к себе, даже если возвращается в негативном ключе. Вот, например, из песни «Любовь моя»:

Во-вторых, образы любви здесь не ограничиваются сердцем, цветами, романтикой, днями напролет вместе, а, скорее, как у Маяковского:

Любить —
это значит:
в глубь двора
вбежать
и до ночи грачьей,
блестя топором,
рубить дрова,
силой
своей
играючи.

У Полухутенко в «Вещи» — «ты моя самая ценная вещь», в «Любовь моя» — «вот мы стоим перед ликом великих свершений, ну хоть вместе стоим», в «Финале» — «пока я любил тебя, я был прав», в «После всего», наверное, одно из моих любимейших определений — «ты свет, а я кое-как». Это полные романтизма и даже романтизации тексты, но именно подобная романтизация обычно и описывает состояние человека, который по-настоящему влюблен.

Ну это если про любовь. Ещё у Полухутенко очень много Бога в песнях. Бога не как господина, а как, скорее, наставника, действительно, небесного отца, к которому можно обращаться. Много библейских тем, множество отсылок и аллюзий, есть целая песня «Эдем», впрочем, это перевод Барри Корнуэлла, но есть и песня «Рай», уже собственная.

Вообще это, на самом деле, гимн жизни — я жив, я живу, я не в рае, но это и не нужно, раю вполне комфортно и без меня, значит, можно и пожить. Или, вот, например, песня «Ария», которая вся — это обращение к Богу.

И снова это гимн жизни, желание продолжать жизнь, несмотря на небесные законы. Очень, к слову, интересная позиция, которую редко встретишь у обращающихся к господу авторов — они, обычно, пеняют на бога, просят помощи, говорят, какая ужасная жизнь и вообще обращаются к нему, только если все плохо. Тут же Полухутенко делится своей повседневность с господом, говорит с ним легко и почти на равных, он говорит богу — мне не надо ничего от тебя, просто дай мне пожить немного, этого достаточно. К слову, во многом это настроение создается именно благодаря музыке и голосу, вне этого контекста текст может восприниматься абсолютно по-другому.

Полухутенко держит в себе сразу четыре греха. Первый, конечно, интеллектуальность, как бы смешно ни звучало. В его тексты точно надо вчитываться, потому что очень просто потерять элемент и смысл всего текста вообще, это своеобразная игра с интеллектом читателя. Опять же, пришло это к нам от бардов, которые через песни просто презентовали свои песни.

Второй — романтизм. Любовь — самая важная тема в русской песенной поэзии да и песнях вообще. Вся Земфира, половина Аквариума, половина Высоцкого, топ песен яндекс музыки — все пять первых мест это песни про любовь.

Третий грех, что очень иронично, это библеичность, причем, не обязательно это молитва богу, конечно нет, это может быть и ирония, но это фиксация на теме. Половина творчества Аквариума, «песенка о переселении душ» Высоцкого, у Окуджавы даже есть стихотворение про дом, в котором он молится богу — а тогда такое порицалось. Есть такая певица — Дарья Виардо, она вообще православный поп пишет, и я не шучу. Там есть строчки «Многого не хватает мне, богу богово, но если бога нет?» Есть Баста, есть, упаси господи, Рома Жиган, есть «Вселенная бесконечна» Нойз МС, есть Павел Кашин, есть «Пентуха» группы Ада — бессчётное количество исполнителей.

Ну и четвертый грех — это абстрактность. Черт пойми, что несет автор, все просто набор слов, казалось бы, с первого взгляда. Впрочем, на этом отлично карьеру построил Аквариум и те песни Наутилуса Помпилиуса, что написал Илья Кормильцев, и все «Звуки МУ», царство небесное Петру Мамонову, а вообще, честно, много текстов Летова вы поняли с первого раза? А с пятого? В общем, любят русские так завертеть, чтобы намеренно непонятно было — и тут уже дело не в интеллектуальной игре, а просто в личном восприятии абстракции, на то она и абстракция.

К слову, про группу Ада. Наш третий герой — Паша Жданов, простой парень из Тамбова, солист группы «Ада», солист сольного проекта, тот самый бэк вокал на песни «Все исчезло» группы Комсомольск, тот самый человек на фите с «Дайте танк(!)» в песне «Неудержимые», в общем, персонаж многогранный и многосторонний. И отличный поэт.

Сразу охарактеризовать все песни Паши Жданова очень сложно. В основном, это очень веселые, забавные песни на реально серьезные темы. Усталость от жизни, взросление, равнодушие, возраст и многие другие в текстах Жданова становятся не более чем просто мелкими неурядицами, через которые очень просто перепрыгнуть и забыть о них. Вот, например, из последнего альбома.

Лирический герой сбегает из реального мира в условную малахитовую шкатулку, в данном случае просто как часть сказочного мира. Он просто хочет сбежать от реальности, от однообразных пейзажей и работы «милицейский стакан, травмпункт, аптека», все это уходит на задний план, когда хочется исчезнуть. И тем не менее, Жданов выбирает для этого не ожидаемый формат «господи я так устал», а очень веселый, получается захватывающая песня побег и путешествие в малахитовую шкатулку.
Или вот, песня «Тысяча мелочей».

Вокруг ужас, бомжи, разруха, все плохо, как в анекдоте заезженном, но тем не менее, это становится не гнетущим, как в песнях Фейса, в якобы социальных песнях Фейса, а смешным. Когда все настолько абсурдно, что невозможно смешным становится. И здесь есть место для любви.
Но давайте будем честны, Паша Жданов не только клоун. У него есть и очень серьезные и вообще не смешные песни, правда, что характерно, все они старые. Видимо, с возрастом становится все проще смириться даже с самим собой.

Характерно, что к серьезной теме Жданов обращается только на грани отчаяния. Что страшнее, чем грусть? Сломленность, отчаяние, апатия, та самая немая озлобленность, когда яркого уже ничего не чувствуешь, когда усталость стала хронической. Вообще это типичный троп того самого депрессивного главного героя, который уже взрослый, весь «Конь БоДжек» на этом построен или «Книжный магазин Блэка». Не потому что нам жалко главного героя, а потому что он настолько очарователен в этой естественной своей сломленности, что оторваться невозможно.

И вот мы снова здесь — вычислили еще два смертных греха, кроме тех, что уже и так были упомянуты. Во-первых, это, конечно, та самая клоунада — шутовство, шоу, прикол, назовите, как хотите. Мало ли таких исполнителей было? Половина эстрады, Моргенштерн, Галич с его ироническими балладами, Владимир Винокур, группы вроде «Казенного Унитаза» или «Кобылы и трупоглазых жаб». Все это ирония и юмор, ведь карнавальная культура была подмечена еще Бахтиным, а царю при дворе шут всегда нужен.

И второе, конечно, это рефлексия. Смелость посмотреть в зеркало и сказать не «Я крутой, я могу», а сказать «Я нашел себя на помойке», строчка из одноименной песни Ады. Здесь намеренно, кстати, ломается фраза известная «Я себя не на помойке нашел». Смелость сказать, что я никчемный, я сломленный, нас никто не спасет. Рефлексия и меланхоличность русской музыки — это вообще моветон, поэтому я подчеркиваю не меланхолию, а именно рефлексию. Тут, думаю, и примеры перечислять не нужно.
Вот они — все смертных грехов вместе: сюжетность, романтичность, рефлексия, библеичность, карнавальность, интеллектуальность, абстрактность.

Это не делает русскую песенную поэзию лучше или хуже, вообще никак ее оценочно не характеризует, это просто ее отличительные особенности, традиция, если хотите так назвать, которая год за годом следует из текста в текст.

Это, конечно, не все поэты русской музыки. Есть АИГЕЛ, есть Вадик Королев, есть ATL, есть наш родной омский Егор Древлянин, который в вакууме, конечно, звучит смешно, но в песнях его тексты отлично работают. И множество других отличных текстовиков, которые очень недооценены именно с литературной точки зрения. Но рассказать о всех невозможно, хотя, возможно, и очень бы хотелось. Главное, что они есть, а это значит, что заявления о смерти российской культуры — это всего лишь когнитивное искажение, синдром выжившего и, к сожалению, популизм. Нам всегда хочется что-то ненавидеть, но иногда это мы делаем безосновательно.

Дарья Матысяк