Площадная живопись и заборная литература омских футуристов

В омском Эрмитаже сейчас работает выставка «В будущее прыжок». На ней представлены мало известные публике работы омских футуристов начала XX века. С чего началась история омского футуризма, кто были её самыми яркими представителями, какие перфомансы устраивали художники в 20-хгодах прошлого столетия и как долго все это  продержалось, «Трамплину» рассказала Юлия Зародова, филолог, научный сотрудник музея Либеров-центр.

Давайте начнем с самого начала. Что такое футуризм?

Название «футуризм» произошло от слова «будущее». Мы говорим о футуризме, который возник в начале XX века, в первое десятилетие. Мы все хорошо знаем Маяковского, который стоял у истоков русского футуризма, и Давида Бурлюка, который побывал у нас в Омске. Многие считают футуристов хулиганами. Это на самом деле был такой оригинальный пласт искусства, который отличался от того, что происходило в искусстве в начале XX века, например, от символизма. Это было движение одаренных людей, талантливых художников и литераторов, поэтов, которые заявили о том, что
новая реальность, современность, в которой они живут, не идеальна и поэтому нужно вот также неидеально о ней говорить. Но, поскольку они взяли на вооружение слово «futurum» – «будущее», они думали о будущем и пытались себе его представить и построить, отталкиваясь от современности. И особенностью их искусства было то, что они заявили о сломе всех традиций, то есть они хотели строить совершенно новое искусство, которое не будет апеллировать к традициям. Что касается литературы, может, помните этот декрет – «Сбросить Пушкина с корабля современности»? Футуристы создали свой особый язык, новые словоформы, неологизмы, новый язык для настоящего и будущего. Что касается живописи, то они противостояли традициям академизма, придумывали новые формы, использовали ломаные линии, яркие краски, которые не бывают в таком соотношении в природе. Если мы посмотрим на футуристический портрет, мы не узнаем человека, который на нем изображен. Помимо этого футуристы провозгласили демократизацию искусства. Они считали, что начинается эпоха масс, - особенно это было актуально в период революции, - соответственно искусство должно быть понятным этим массам, оно не должно быть элитарным, и оно должно выходить на улицы, туда, где ходят эти массы.

То есть новым было всё: и о чем, и как, и для кого?

Да, все составляющие.

А какие имена можно еще назвать, кроме Владимира Маяковского и Давида Бурлюка?

Велимир Хлебников – значимая величина в футуризме, Василий Каменский, чьи стихи читали в Омске.

Давайте плавно перейдем к Омску, приезду Давида Бурлюка и местным футуристам.

В 1919 году, в марте, как раз Омск был белой столицей России, в рамках своего знаменитого сибирского турне, представлявшего творчество футуристов, сюда приехал Давид Бурлюк. Он привез выставку художников-футуристов и устраивал здесь вечера-градиозары, как называли их футуристы. Конечно, и выставка, и та поэзия, которую слышали здесь омичи, вызвали шок. Ведь в основной своей массе люди видели и слышали такое впервые. Например, художник Виктор Уфимцев, которые впоследствии создал группу футуристов в Омске, до приезда Бурлюка был традиционалистом в живописи, учился в студии Клементьева. Но он уже знал о футуризме, поскольку следил за литературой, ему очень нравились стихи Маяковского. Есть интересный рассказ Уфимцева о том, как он пошел на лекцию о футуризме. Клементьев предупредил своих учеников, что Бурлюк и прочие футуристы – это вообще шарлатаны, то, что они привезли, не живопись. И молодые люди набили карманы мочёными яблоками, чтобы закидать скандального маэстро, и сели на подоконники, под которыми решетки радиаторов, которые сильно гремели, если по ним бить ногами, хотели устроить обструкцию. Но, как пишет Уфимцев, когда он услышал в исполнении Бурлюка его стихи и стихи Маяковского, Хлебникова, Каменского, ноги его беспомощно повисли над решетками и с вечера он ушел футуристом.

Получается, что до приезда Давида Бурлюка в Омске футуристов не было?

Не было.

То есть можно сказать, что история омского футуризма началась с приездом Бурлюка?

Да, можно. Но мы, исследователи, считаем началом более поздний момент – с 20-21-го года. Сначала, после приезда Бурлюка, всё вызревало среди молодежи, потом случилась гражданская война и перемена власти. Группа омских футуристов возникла уже в советское время. Примерно с середины 20-го года эти молодые люди вынашивали новые идеи, иногда собирались в группу. Сначала у них не было даже названия, они просто называли себя бандой в духе футуристской эстетики. Взрыв произошел, когда объединились лидеры, когда художник Виктор Уфимцев познакомился с поэтом Леонидом Мартыновым. Они познакомили друг друга со своими товарищами: Мартынов – с поэтами, Уфимцев – с художниками, и возникла общность, которая потом получит название «Червонная тройка». Название не случайно, под ним в 21-ом году Виктор Уфимцев открыл первую художественную выставку омских футуристов вместе с Николаем Мамонтовым и Борисом Шабль-Табулевичем. Их было трое, поэтому «тройка». Почему «червонная»? Дело в том, что московское объединение художников-футуристов называлось «бубновый валет», и наши тоже решили использовать в названии карточную масть. И это название закрепилось, хотя омских футуристов было, конечно, не трое, а целая группа людей. Когда они открывали выставку, все остальные футуристы пришли на открытие, читали стихи, произносили речи о футуризме. Что еще важно, в то время, в 20-21-году, это была единственная группа авангардного искусства за Уралом.

В разговорах об омских футуристах упоминается ещё Антон Сорокин. Расскажите про него. Кто это?

Антон Сорокин – это наш enfant terrible, который называл себя «королем сибирских писателей». Он был намного старше ребят-футуристов, в начале 20-х ему было около сорока. Его нельзя назвать футуристом в чистом виде, он скорее символист. Он нигде не учился ни живописи, ни литературе, служил счетоводом на омской железной дороге, но он был очень одаренным, всю жизнь писал, оставил примерно две тысячи рассказов, и рисовал. Он был известен в Омске как городской сумасшедший, потому что занимался акционным искусством, говоря современным языком, он устраивал перфомансы. Например, он вывешивал объявление на забор: «Сегодня в три часа дня здесь пройдет гений Сибири, Антон Сорокин, и раздаст подарки», народ собирался в три часа, он действительно выходил, раздавал сверточки, которые сам завернул, там были пуговицы, огрызки карандашей, огарки свечей, и обязательно портреты Антона Сорокина, который он сам кустарным способом литографировал. Он выпускал свои деньги, - он же был «королём сибирских писателей», хоть никто его особо в этом не поддерживал, - выпустил два манифеста и распространил их по городу, изображал себя в короне, сидящим на троне. Но самое главное то, что его дом был всегда открыт, он устраивал вечера и собирал народ. Он брал у них рисуночки, автографы, многое, что сохранилось до наших дней и выставляется сейчас в музее Врубеля - работы наших омских футуристов, сохранилось благодаря Антону Сорокину. Это была его коллекция, которую он собрал, и которая потом очень непростым путем дошла до музейных архивов. Он пригласил в свой дом Бурлюка, когда тот был в Омске. Бурлюк даже нарисовал портреты Антона Сорокина и его жены, и Бурлюк включил его в лигу футуристов, а после его отъезда, Сорокин начал выступать с речами, где рассказывал, что футуристы – это шарлатаны. Очень неоднозначная персона, он был мастер скандала, вот так скажем. Но Виктор Уфимцев сказал, что его нельзя причислять к футуристам, потому что он «осколок прошлого».

Но благодаря ему сохранился архив футуристов?

Да. Картины и рукописи стихов.
 

Говорят, был издан еще сборник футуристов.
 

Да. Его издал Виктор Уфимцев и это было первое и единственное издание нашей омской футуристической группы. В 21-м году по Иртышу через сибирские города отправился агиттеплоход. Там были артисты, художники, литераторы. В каждом крупном населенном пункте они выходили, им отводили клуб, и они рассказывали о новой советской культуре. На этом теплоходе была походная типография. Виктор Уфимцев воспользовался этим, нашел кусок линолеума, собрал рисуночки, вырезал их. Там были портреты футуристов, была страничка Шебалина, он представлен нотным отрывком, художники представлены рисуночками, поэты – стихами. Сохранился всего один экземпляр этого издания, он хранится в личном архиве Леонида Мартынова в Москве.

Я так понимаю, в Омске многое сохранилось со времен футуристов?
 

Сохранилось. Но, например стихи до сих пор не напечатаны в том объеме, в котором они имеются в фонде Антона Сорокина в государственном историческом архиве Омской области. Там более шестисот дел, шестьсот больших папок. Рисунки и картины передали в музей изобразительных искусств, а стихи хранятся в этом фонде. И нужно понимать, что это автографы, это рукописи, и они не всегда подписаны, они не всегда
читабельны, бывает непонятно, кто автор того или иного отрывка. Меня это настолько увлекло, что я стала это читать, изучать почерк, выписывать. И, в принципе, материала уже достаточно для книги. Есть просто замечательные стихи наших омских футуристов Бориса Жезлова, Сергея Орлова… Я нашла даже стихи художников, Бориса Шабль-Табулевича и одно стихотворение Ника Мамонтова. И у каждого члена кружка футуристов своя история. Например, Сергей Орлов был сыном священника, он назло отцу примкнул к
футуризму, у них был конфликт. Мартынов пишет, что вот пришел Сережка Орлов и заявил: «А наконец! Меня проклял отец!» И вот я открываю архивное дело и нахожу стихотворение, которое так начинается. У него
действительно чисто футуристические стихи, он пишет о перпетуум мобиле, воспевает город, трамвайную скорость, хотя, на минуточку, трамвай у нас пустили в 1936-м году (хотя могли это сделать ещё при Николае II - об этом читайте здесь), а он в 1921-м трамвайную скорость воспевает, настоящий футурист. А вот его дату рождения я нашла с трудом, пока только дату рождения, неизвестно, что с ним стало, когда он уехал.
Мартынов писал, что отец все-таки заставил его жениться и стать священником, потому что перед ним стоял выбор: так или идти в армию. И мы нашли документ о его бракосочетании. Знаю, что потом он уехал в Читу.
 

Ну, какая-то история выстраивается, мы много о нем знаем, получается.
 

Ну да. Я даже историю его отца нашла в интернете, она доступна. И я пересмотрела все папки. Больше десяти лет на это ушло.

Отойдем немного в сторону от этой темы. Такой вопрос: как вы считаете, можно ли назвать футуризм современным искусством начала прошлого века? Термин contemporary art, конечно, новый, но мне кажется, тезисы похожи. Например, мысль о том, что и современное искусство, и футуризм
– это что-то вызывающее какие-то сложные эмоции, шок.

Да, футуристы ставили своей целью шокировать своим искусством. Они и внешне хотели отличаться. Например, они, пародируя цветки в петлице, вставляли в петлицы ложки, хотели специально быть безобразными, их герой, герой их живописи, их поэзии – это хулиган, которому нужно обратить на себя внимание, эпатировать. Им нужно было встряхнуть буржуа, мещан, мол, что это они тут спокойно живут? Естественно их искусство было безобразным и шокирующим. Это безусловно было современное искусство
начала XX века. Публика, которая впервые приходила и видела эти работы, она возмущалась, кричала: «уберите, выбросите, это не искусство». И вели себя футуристы своеобразно, они могли облить водой публику, садились спиной к публике, оскорбляли её. Когда они ходили по улицам, их было видно. Они разрисовывали себе лица, переняли еще у Бурлюка, у московских футуристов, ходили по улице с вырезанными из бумаги жабо, Уфимцев ходил в красной блузе сшитой их кумача, бывшего лозунга, на котором когда-то было написано «мир хижинам, война дворцам», Мартынов ходил в белой блузе до колен, заляпанной красками. Они ходили по улицам Омска и горланили стихи. Уфимцев пишет: «...а нам вслед летели кирпичи и кричали «подонки общества».

То же самое происходит в современном искусстве начала XXI века. Возьми любого футуриста, выстави в галерее «Левая нога» (интервью с её основателем читайте здесь), это будет совершенно уместно.
 

Конечно. Кстати, формулировка «заборная литература и площадная живопись» была в декрете о демократизации искусства, который выдвинули ещё в 1919-м году Бурлюк и Маяковский. У нас в Омске проходили площадные и заборные выставки, начал это еще Антон Сорокин, а Уфимцев продолжил. Он пишет об одной из выставок, которую они развернули. Просто пришли и вывесили свои рисунки на заборе, мы даже знаем, где этот забор находился – недалеко от гостиницы «Европа», ныне это гостиница «Ibis», напротив неё, примерно, где Краеведческий музей сейчас. Улица тогда называлась «Улица республики», теперь это часть улицы Ленина. Естественно, стихи тоже звучали на этих выставках. Леонид Мартынов в
своих воспоминаниях главу о своей футуристической молодости называет «омские озорники». Они могли устроить какую обструкцию: например, если где-то шла пьеса, - а пьесы тогда шли не только в театрах, почти в каждом учебном заведении была сцена, или в клубе, - они забегали туда, неожиданно выходили на сцену и начинали кричать про футуризм, читать стихи Маяковского, Бурлюка и прочих, и в общем срывали действие. А когда устраивали свои вечера, бывало, что дело заканчивалось потасовкой. Но были и нормальные мероприятия, когда они получали какие-то сборы за билеты и отправляли их в детские дома. У Леонида Мартынова есть новелла «Зеленая рука», мне нравится эта история, которая наверняка была не одна. Знаете, у нас на пересечении Лермонтова и Учебной есть старое здание аптеки? Там аптека была исторически. Возле нее стоял указатель, жестяная рука, которая указывала направление, на ней было написано «Аптека Явельберг». И Мартынов украл эту вывеску и принес её Антону Сорокину, говорит, надо её перекрасить, что-нибудь на ней написать и куда-нибудь выставить. Сорокин написал свою любимую фразу: «лучше быть идиотом, чем Антоном Сорокиным», и ночью они пошли её вкапывать на Любинский проспект, вкопали и оставили, а потом со стороны наблюдали за реакцией публики. Эту руку даже не убрали, так она там и заржавела. Такие вот уличные вещи они устраивали. Это был недолгий период, конечно.
 

Но веселый.
 

Разный. Бывало, и трагический. Например, один из участников кружка футуристов, Николай Калмыков, был трагически убит. Его нашли застреленным на железнодорожных путях. Он был одним из самых талантливых поэтов, но погиб в 21 год. Я нашла много его стихов.

А как футуристы повлияли на творчество омских поэтов и художников в дальнейшем? Какой-то след футуризм оставил?
 

Безусловно, оставил. Например Виктор Уфимцев, который жил в Омске до 33-го года, был художником театра драмы, потом уехал в Ташкент и стал Народным художником Узбекистана, напишет в своих воспоминаниях, что остался верен футуризму. Хотя в советское время, понятно, нельзя было быть футуристом особенно после 1925-го года.
 

Почему нельзя?
 

Потому что был провозглашен соцреализм. Это был единственный метод и в живописи, и в литературе. Гайки закручивались, если ты рисуешь что-то другое, ты можешь рисовать это «в стол», но на выставки твои работы  не возьмут. Например, если у нас в Омске в 1928 году были Омское отделение ассоциации пролетарских писателей и Отделение союза сибирских писателей, то потом все это закрыли и создали единый Союз советских писателей и мог быть только он. Даже поздний Маяковский уже не футурист.

Но ведь в футуристических стихах прославлялась революция.
 

Им сказали: «Нет, давайте понятным языком». У нас в Омске даже состоялся суд над футуризмом, хотя я бы назвала это собранием. И выводы были сделаны не в пользу футуризма. Уфимцев написал в своем дневнике: «разыграли поганый спектакль». И Виктора Уфимцева, и Бориса Шабль-Табулевича исключили из училища. Группа распалась. Николай Калмыков погиб, Уфимцев уехал в Узбекистан, Мартынов стал разъездным корреспондентом. Поэт Борис Жезлов поступил в театр «Синяя блуза», Виссарион Шебалин уехал в Москву и поступил в консерваторию. Кстати вот, мы все знаем Шебалина, он был ректором Московской консерватории, известный композитор ,и у нас есть училище Шебалина. Но мало кто знает,
что в юности он был футуристом и писал замечательные стихи, мечтал стать филологом.
Изучив фонд Сорокина, я выстроила хронику событий. Я занимаюсь больше литераторами, художниками занимаются музеи, музей им. Врубеля и Краеведческий. Раньше это был один музей, а когда он разделился,
коллекция была поделена. История у коллекции тоже сложная: Антон Сорокин умер рано, в 1927-м году от туберкулеза. Жена сначала хранила его коллекцию, перевозила её из города в город, она пережил пожар, и наконец в 1935-м году она сдала её в исторический архив, а картины решено было передать Краеведческому музею. В музее на это посмотрели, надо понимать, что это был уже 1935-й год, и сказали: «Что это за мазня? Зачем она нам в фондах? Футуризм какой-то…» Начальство не захотело брать, да тогда было и нельзя. Но какие-то умные сотрудники музея спрятали эту коллекцию под половицы в одном из помещений генерал-губернаторского дворца, где тогда находился музей. И туда же спрятали иконы. И все это было найдено во время ремонта спустя много лет, что-то пропало уже к тому времени, а всё, что сохранилось, забрали в фонды.

И в завершение хотелось бы рассказать о выставке, которая сейчас проходит в омском Эрмитаже. На ней как раз представлены работы и из коллекций Омского государственного историко-краеведческого музея, Омского музея изобразительных искусств им. М. А. Врубеля, ОТП Банка, из частных коллекций Омска и Москвы. Выставка посвящена «Червонной тройке», Виктору Уфимцеву, Борису Шабль-Табулевичу и Нику Мамонтову. Называется она строчкой из Маяковского: «В будущее прыжок». Работает до 4-го июля. Очень много работ омских футуристов, не только этих троих художников, можно посмотреть там и вживую увидеть то, о чем мы сейчас говорили.

Часы работы музея: 10:00 - 19:00 (касса до 18:00) Выходной - понедельник.
Купить онлайн-билет на выставку можно здесь.